Термин «Стилистическая модель» в гендерной лингвистике до некоторой степени «скомпрометирован» длительной традицией эссенциалистского употребления в рамках теории «двух культур», и многие современные исследователи, стоящие на конструктивистских позициях предпочитают говорить о «языковых формах манифестации гендерных преференций» (Дж. Пуджолар), «лингвистических практиках гендерных групп» (М. Бухолц), «гендерно-уместном использовании языка» (С. Галл) и т.п. С другой стороны, в отечественной лингвистике термином «стиль» нередко подчеркивают конструируемый характер гендера как социо-культурного феномена, ср: «…представляется более правильным говорить не о мужских и женских жестах, мимике, позах и т.д., а о мужском и женском стилях невербального поведения, которые могут быть свойственны людям обоих полов».
Как известно, еще Р. Лакофф сформулировала концепцию «женского языка» – регистра или стиля, характеризующегося употреблением аффективных прилагательных, восходящего тона в повествовательных предложениях, разделительных вопросов и форм выражения неуверенности и т.п. Результаты последующих экспериментальных проверок «гипотезы Лакофф» сводились к тому, что не все женщины используют женский язык и не все пользователи женского языка – женщины. Данное обстоятельство, однако, не остановило исследователей, которые продолжали выдвигать альтернативные идеи относительно особенностей женского коммуникативного стиля и его отличий от стиля мужчин. Ярким примером служит гипотеза о том, что женщины более склонны к сотрудничеству в коммуникации и более внимательны к потребностям лица адресата, которая использовалась для объяснения таких экспериментально выявленных дискурсивных особенностей женской речи, как смягчающие речевые формулы; фасилитативные вопросы; минимальные реплики, выражающие заинтересованность и внимание; синхронная речь как сигнал солидарности и поддержки и т.п.
Таким образом, на основе традиционных стереотипов и не без влияния научных трудов и популярной психологической литературы в обыденном сознании сложилось определенное представление о женском и мужском стилях общения, используемых как эталон при оценке соответствия речи индивида культурным представлениям о мужественности и женственности. По аналогии с термином «социолект», был даже создан термин «гендерлект» (единый обусловленный полом вариант языка), однако уход от глобальной категории «женщина» (перенос акцентов на уникальный опыт различных групп женщин) и осознание нецелесообразности универсализации в гендерных исследованиях (обращение к изучению локальных гендерных практик) привели к тому, что от данного термина отказались. Вместе с тем, большинство ученых считают возможным говорить о стилистических особенностях мужской и женской речи, а многие исследования языкового конструирования гендерной идентичности фактически ведутся в рамках стилистической парадигмы.
Понятие стиля в различных лингвистических школах трактуется по-разному. В зарубежной лингвистике в сопоставимых значениях используются термины «вариант», «стиль» и «регистр». Единства в их определении не существует, хотя чаще всего «вариант» определяется как нейтральный или включающий понятия «регистр» и «стиль», которые, в свою очередь, либо трактуются как кореферентные, либо разводятся по признаку применимости: например, «регистр» определяется как вариант языка, обусловленный сферой употребления и социолингвистическими параметрами, в то время как «стиль» акцентирует функциональную направленность на шкале официальное – неофициальное.
В последние годы (c развитием теории коммуникации и когнитивной лингвистики) наметилась тенденция к более многомерной трактовке стиля. Например, А. Белл полагает, что стиль определяется ориентацией на адресата (audience design), т.е. стилистический выбор мотивирован в основном оценкой того эффекта, который определенные языковые формы произведут на определенную аудиторию (responsive styleshift). Наряду с этим возможны и инициативные стилевые переключения, когда индивид творчески использует языковые ресурсы вне зависимости от характера аудитории (initiative styleshift). Характерным примером такого использования языка, привлекающим в последние годы повышенное внимание лингвистов, является crossing – присваивание говорящим языковых форм, сигнализирующих идентичность Другого. По сути речь идет о том, что М. Бахтин называл стилизацией, т.е. о принятии/присвоении голоса явно отличного от обычного или ожидаемого.
Пример манипулятивного использования элементов женского языка в коммерческих целях дается в статье Киры Холл, которая акцентирует перформативную природу гендера и вносит существенные коррективы в понятие власти в языке. Анализируя лингвистические особенности сексуально-романтических бесед с клиентами по телефону (выбор слов, интонаций и т.п.), Холл последовательно избегает термина «стиль», предпочитая говорить о «сексуальном языке», «медоточивой речи» (sweet talk), «вокальной» и «вербальной женственности» и т.п.
П. Экерт, напротив, связывает индивидуальные и групповые особенности речи как элемент конструирования социальной идентичности, частью которой является гендер, с понятием стиля, сравнивая его с составлением коллажа: стилистический агент «присваивает» разнообразные ресурсы широкого социолингвистического ландшафта, по-новому комбинируя их, чтобы представить желаемый образ. В ее понимании стиль – это часть персоны, которой говорящий хочет быть. При этом стиль не статичен, он возникает в социальной практике и связан с ней. Девочка-подросток, которая сквернословит в школе, может выражать протест против навязываемых норм поведения, демонстрировать солидарность с матерью (имитируя ее речевую манеру) или пытаться отгородиться от «примерных» одноклассников.
С точки зрения Экерт, говоря о стиле, мы соотносим элементы вербального поведения с их социальным значением. В ее понимании «каждый речевой акт есть, по определению, стилистический акт» (с чем не всегда можно согласиться). Гендер – это ограничение, накладываемое на стилистический выбор, а понятие стилистического варьирования напрямую соотносится с перформативностью, ср: «стиль – это то, что мы делаем и как мы это делаем. Это не фасад, за которым стоит настоящее “я”, а манифестация, посредством которой персона представляет себя миру». Как видим, стиль становится своего рода метафорой самопозиционирования и покрывает всю речевую деятельность индивида,
Таким образом, на сегодняшний день в гендерной лингвистике сложилось положение, когда исследования одного и того же феномена – специфики вербального поведения как способа конструирования гендерной идентичности – получают различное терминологическое осмысление. Представители вариационистской лингвистики используют для этой цели понятие «стиль», а ученые, связанные с антропологической традицией и этнографией речи, предпочитают альтернативные терминологические формулы. Причиной отчасти является многомерность самого понятия «стиль», размывающая его сущностные характеристики. Встает вопрос о гибкой лингвистической теории стиля, санкционирующей существующую де факто взаимозаменяемость терминов «стиль» и «язык» при изучении гендерных особенностей вербального поведения, в рамках которой было бы правомерно:
1) обсуждать индивидуальные и групповые особенности речи, а также рекуррентные языковые манифестации, детерминированные параметрами ситуации общения;
2) наряду с традиционными критериями выделения стилей предусмотреть возможность членения неоднородной «субстанции» языка по признаку пола;
3) учесть, что гендер является параметром переменной релевантности и, как причина языковой вариативности, обычно «работает» в совокупности с рядом других социолингвистических переменных (статус, возраст, этничность и др.);
4) обосновать существование наряду со стереотипно постутлируемой дихотомией мужского и женского стилей потенциально открытого числа языковых манифестаций гендера (перформативность стиля как элемента конструирования идентичности);
5) принять во внимание, что лингвистические единицы, модели и стратегии, приписываемые «мужскому» и «женскому» языку недискретны и обладают свойством пересекаемости (полифункциональность языковых форм).
Необходимость такой теории вызвана не только потребностью в терминологической унификации, но и стремлением к более четкому определению лингвистического статуса изучаемого феномена.
Оптимальной для данных целей представляется теория стилистики как лингвистики субъязыков. В данной теории стиль есть понятие, производное от понятия субъязык, который определяется как подсистема языка, обслуживающая потребности конкретной речевой сферы и/или ситуации общения, т.е. определенным образом упорядоченная и соотнесенная с внеязыковой (социальной) реальностью совокупность языковых единиц и форм/моделей их употребления. Тот факт, что сфера (ситуация) общения является основой для выделения субъязыка (и, соответственно, стиля), обеспечивает необходимую для гендерных исследований «привязку» речевого поведения к конкретному социальному контексту. В такой трактовке понятие «субъязык» сопоставимо с более привычным для гендерной лингвистики понятием речевой практики
Любой субъязык с необходимостью включает единицы трех типов: неспецифические – те, что встречаются во всех субъязыках; относительно специфические – те, что встречаются в двух или нескольких субъязыках; и абсолютно специфические – те, что встречаются только в нем и не присущи иным регистрам. Стиль – это абсолютно специфическая область субъязыка или то, что отличает данный субъязык от всех других. Отсюда следует полезный с точки зрения исследовательской практики вывод, что под вербальным стилем понимается не все, что говорит индивид, а лишь отличительные особенности его/ее речи.
То, что субъязык обслуживает потребности определенной сферы/ситуации общения не может препятствовать выделению мужского/женского языков как гипотетических культурных конструктов, поскольку в прагматике адресат/адресант рассматриваются как основные компоненты ситуации общения. Более того, по Ю.М. Скребневу, количество субъязыков (как объектов лингвистического анализа) ничем не ограничено и определяется научными приоритетами самого исследователя (разумеется, в рамках прагматической целесообразности: гипостазируемые сферы должны обладать как социальной, так и собственно лингвистической ценностью).
Следует подчеркнуть, что концепция субъязыков как арбитрарных установлений не противоречит традиционной концепции стилей и, более того, мотивирует нередко наблюдаемое выделение системы стилей по логически несовместимым наборам признаков (ср. несоотносительность таких понятий как мужской/женский стиль, разговорный стиль, стиль Пушкина и т.п.).
|
